Хрупкая душа - Страница 145

145

— Протестую! — выкрикнул Гай Букер. — Если я не могу превращать зал суда в митинг против абортов, то и она не должна превращать его в митинг за них.

— Протест принят, — откликнулся судья.

— Вы согласны, что если бы все врачи следовали вашему подходу «поживем — увидим», то прерывать беременность стало бы сложнее — в физическом, эмоциональном и техническом смыслах?

— Протестую! — не унимался Гай Букер.

Я подошла к скамье вплотную.

— Ваша честь, я говорю не о праве на аборт. Я говорю о недостаточной мере заботливости.

Судья поджал губы.

— Ладно, мисс Гейтс. Но не затягивайте.

Виндхэм пожал плечами.

— Все акушеры-гинекологи знают, как тяжело консультировать пары, чей ребенок, по мнению одного из специалистов, не выживет. Но такая уж у нас работа.

— Такая работа у Пайпер Рис, — сказала я. — Но это еще не значит, что она выполнила ее добросовестно.

Обеденный перерыв длился целых два часа, потому что судье Геллару нужно было съездить получить права на вождение мотоцикла. Если верить судебному клерку, он собирался проехать на харлее через всю страну следующим летом, когда ему дадут месячный отпуск. Наверное, затем он и покрасил волосы: черный лучше сочетается с кожей.

Шарлотта ретировалась, как только объявили перерыв: хотела проведать тебя в больнице. Ни Шона, ни Амелию я не видела с самого утра, так что с чистой совестью вышла на улицу через служебный выход, о котором не знали репортеры.

В такие дни под конец сентября кажется, что зима уже дергает Нью-Гэмпшир за полы своими длинными пальцами. Это были холодные, прогорклые дни; ветер пронизывал до костей. И тем не менее даже с моего укромного места было видно, что на крыльце у здания суда собралась внушительная толпа. Ко мне подошел дворник и закурил.

— Что там творится?

— Цирк, да и только! — ответил он. — Дело об этой девчонке со странными костями.

— А-а, я слышала, это просто кошмар, — пробормотала я. Обхватив себя руками, чтобы не растерять тепло, я протиснулась в самую гущу толпы.

На верхней ступеньке стоял мужчина, которого я видел в новостях: Лу Сент-Пьер, президент Нью-Гэмпширского подразделения Американской ассоциации людей с ограниченными возможностями. Более того, он закончил юрфак Йельского университета, изучал историю острова Родос и завоевал золотую медаль по плаванию брассом на паралимпийских играх. Перемещался он не только в инвалидном кресле, но и на самолете, которым сам же управлял. Летал он не один, а с детьми, которые нуждались в лечении на другом конце страны. У колеса его кресла с невозмутимым видом сидела собака и наблюдала, как двадцать репортеров совали микрофоны под нос ее хозяину.

— Знаете, почему этот суд привлекает столько внимания? Потому что он похож на железнодорожную катастрофу, — говорил Сент-Пьер. — Невозможно оторвать глаза, хотя вам не хочется верить, что такие катастрофы в принципе могут происходить. Зачем ходить вокруг да около: это благодарная тема для обсуждения. Поэтому-то у нас и бегут мурашки по коже: мы все считаем, что полюбим свое дитя, каким бы оно ни родилось, и боимся признать, что понимания может не хватить. Пренатальные обследования низводят наших детей до единственной их черты — инвалидности. К сожалению, такие обследования автоматически предполагают, что родители могут не захотеть такого ребенка, что жизнь с физическим недостатком неприемлема. Но я знаю немало глухих людей, которым хотелось бы, чтобы их ребенок тоже не слышал. Кому инвалид, а кому — носитель специфической культуры.

Собака гавкнула, словно по команде.

— Обычный аборт и без того вызывает бурные дискуссии: можно ли убивать неначатую жизнь в зародыше? Аборт по медицинским показаниям формулирует вопрос точнее: можно ли убивать такую неначатую жизнь?

— Мистер Сент-Пьер, — выкрикнул один журналист, — а как же статистика, утверждающая, что многие браки распадаются из-за детей-инвалидов?

— Я с ней полностью согласен. Но растить ребенка-вундеркинда или выдающегося спортсмена тоже тяжело, однако ни один врач не порекомендует прерывать такую беременность.

Интересно, кто же согнал сюда эту кавалерию? Гай Букер, не иначе. Поскольку это было, хотя бы формально, дело о врачебной халатности, он не мог позвать второго адвоката, чтобы укрепить защиту Пайпер. Но тем не менее подсуетился с этой импровизированной пресс-конференцией, чтобы удвоить свои шансы на победу.

— Лу, — спросила другая журналистка, — а вы будете давать показания?

— Именно этим я сейчас и занимаюсь на глазах у всего честного народа, — проповедовал Сент-Пьер. — И я не намерен молчать, ибо надеюсь, что сумею отговорить хоть одну заблудшую душу от подачи подобного иска в великом штате Нью-Гэмпшир.

Блестяще! Еще не хватало проиграть дело из-за парня, которого даже не вызывали к свидетельской трибуне. Я побрела обратно к служебному входу.

— Кто это там разоряется? — спросил дворник, давя окурок подошвой. — Этот карлик?

— Он не карлик, а «маленький человек», — поправила я.

Дворник непонимающе на меня уставился.

— А я что сказал?

Дверь захлопнулась у него за спиной. Я ужасно замерзла, но не пошла следом за ним: не хотелось поддерживать светскую беседу, пока мы будем подниматься по лестнице. Этот дворник, по сути, олицетворял самую большую опасность для наших доводов. Если позволить людям абортировать эмбрионы с ОП или синдромом Дауна, что произойдет, когда медицинские технологии позволят предугадывать красоту ребенка или, допустим, доброту? Какие полномочия получат родители, которые хотели сына, а зачали девочку? Кто будет проводить черту?

145